В конце концов я добрался-таки до озерка и по наитию, еле стянув с себя одежду, скатился в воду.

Так и уснул, находясь в живительной влаге маленького лесного озера.

Пробуждение было необыкновенно бодрым. Я чувствовал себя превосходно, даже не верилось в то, что произошло…

Когда?

«Я спал стандартные шесть часов», — пришло понимание времени, прошедшего с момента моего падения в озеро.

Понежившись в приятной и, как ни странно, тёплой воде ещё несколько минут, я начал выбираться из неё и протянул руку за своей одеждой.

В этот момент с того места, куда я её положил, вылетел маленький верещащий комочек и начал что-то грозно попискивать в мою сторону. Сначала я ничего не понимал, но, сосредоточившись, уловил: Рыкун сердит, и очень.

«Детёныш глупый. Спал на открытом месте. Потом проснулся. Ушёл пить. И заснул. Спал в хорошей воде. Рыкун охранял. Рыкун смелый и сильный. Рыкун отгонял других зверей. Рыкун не спал. Детёныш глупый! — На несколько мгновений писк остановился, но потом возобновился с новой силой. — Приходила прасва. Прасва опасная. Рыкун не хотел умирать. Но Рыкун не ушёл. Он защищал. Но прасва не убила. Она принесла еду. Рыкун удивлён. Прасва всегда убивать Рыкунов. Но эта сказала, что детёныш её. Сказала, детёныш, когда проснётся, захочет есть. И ушла. Потом Рыкун охранял детёныша и еду».

На этом месте осмысленный писк прекратился окончательно, или я просто перестал понимать его. Но вот то, что Рыкун или эта неизвестная прасва правы насчёт еды, я убедился по сильнейшему чувству голода.

Одевшись, я осмотрелся, ища то, что грызун мог назвать едой, но не видел ничего кроме какой-то непонятной кучи.

«Не может же она быть едой?» — задался вопросом я.

Но, подойдя ближе, с удивлением рассмотрел несколько сложенных кучкой рыбин, засыпанных какой-то трухой. О том, что рыбу едят сырой, я, конечно, знал, но сам никогда не пробовал.

«Зато теперь у меня появился такой шанс», — подумал я, рассматривая лежащих передо мной представителей речной или морской фауны.

То, что они для меня безопасны, я понял, только взглянув на них, но вот где они водятся, мне стало любопытно. Ведь рыба водится только в достаточно больших водных массивах, тем более такая крупная, как эта. Ну, это для меня она казалась крупной. Вероятно, тут есть экземпляры и побольше, типа наших китов или кашалотов. А может, и кто-то ещё крупнее. Главное, значит, здесь где-то есть достаточно большие реки, озёра, моря или океаны.

«Интересно где?» — подумал я.

И пришло понимание, что нужно идти достаточно далеко, куда-то налево.

Последняя моя мысль не могла не радовать. Она значила, что здесь не сплошные леса и можно добраться до этой большой воды. Только возникли вопросы: откуда я мог знать кого-то, кто путешествует так далеко? И что это за прасва такая? И можно ли пообщаться с ней? Ведь из тех, кого я здесь встречал, были только Рыкун да та кошка. Может, это она и есть прасва? Но тогда почему она назвала меня своим детёнышем и откуда узнала, что я захочу есть? Как бы это уточнить и у кого?

Осмотревшись, я заметил только свернувшегося на моей куртке Рыкуна.

«Попытка — не пытка», — решил я и, представив виденную у озера кошку, отправил мысль Рыкуну.

То, как он подпрыгнул, и огласивший окрестности рёв ясно дали понять, что я если и ошибаюсь, то ненамного. Звон в ушах стоял ещё долгих пять минут. Ну и ещё раз двести я услышал: «Глупый детёныш прасвы!»

Пока я разбирался и думал над этим неизвестным рыболовом, мои руки на автомате почистили и нарезали на тонкие ломтики одну из рыбин. Не откладывая надолго эксперимент, так как живот уже сводили спазматические судороги, а рот захлёбывался слюной, я решил попробовать.

«Ну, с богом!» Я зажмурился и съел первый кусочек. Оказалось, не так и противно. Вернее, вполне приемлемо. Ливерная колбаса, которой меня периодически в детстве пыталась кормить моя бабушка, вызывала у меня большее отвращение.

Уже не так напрягаясь и жмурясь, я съел остаток первой рыбины и как-то вполне естественно взял в руки и стал чистить вторую.

«Смотри-ка, быстро приспособился, и сырая рыбка понравилась», — подумал я, доедая вторую рыбину и почему-то совершенно не чувствуя насыщения.

Неожиданно послышался возмущённый писк. Прислушавшись к себе, понял, что Рыкун возмущён, что изничтожение такой вкусной еды проходит без его скромного участия. Делиться, в общем, нужно. Я сразу же отдал последний несъёденный кусок рыбины, как я думал, грызуну. Но то, как он быстро начал расправляться с кусочками, ясно указывало, что это мелкое животное вполне хищный зверёк.

Так мы и сидели на берегу озера, наслаждаясь вкусным подарком спасённой мной Прасвы. Большой глупый детёныш из рода людей и его маленький смелый защитник из рода Рыкунов.

Глава 3

Насытившись, мы с Рыкуном ещё немного посидели на берегу озера. Но наш совместный отдых продолжался недолго. Рыкун, это неугомонное существо, немного покрутившись, подошёл к остаткам выпотрошенной из рыбин требухи, поворошил её лапой и, что-то недовольно пискнув, пошёл в направлении опушки у ствола дерева, на прощание, сказав мне: «Рыкун давно не спать. Устал. Поел и пошёл в нору. Теперь охранять детёныш. — И, посмотрев на меня оценивающим взглядом, добавил: — Глупый детёныш не уходить далеко».

Пока этот маленький комочек меха и команд не убежал, я решил попытаться узнать: а «далеко» — это по его понятиям докуда? Только вот как это можно сделать — не понимал, а потому пошёл самым простым путём и задал прямой вопрос, постаравшись сформулировать его в некоей абстрактной мысли, которую смог бы понять грызун.

«До какого места мне можно ходить? Что там есть? Как мне его узнать?»

И сам вдруг неожиданно понял, что территория наших с Рыкуном владений не такая уж и большая. Дальняя граница проходила как раз по центру той поляны, где я нашёл Клык. Примерно столько же принадлежало нам на соседней и верхней ветках. Дальше шли уже не наши владения, и там на меня могли напасть местные хозяева.

То же самое мне секунду спустя сообщил и Рыкун, но, кроме того, он мне решил поведать и о ближайшем нашем соседе, правда, весьма своеобразно: «Детёныш не ходить на опасное открытое место. Нельзя. Умереть. Место пахнет хныгой. Рыкун туда не ходить».

И у меня в голове возникло изображение приснопамятной опушки с ясно заметным торчащим предметом по её центру, но перспектива обзора видимого пространства была такая, будто кто-то смотрел на неё всего с нескольких сантиметров от поверхности.

Прикинув рост Рыкуна, когда он сидит на задних лапах, стало понятно, что он передал мне то, что видел сам. Поэтому я поспешил его обрадовать:

«Место больше не опасное, — и не зная, как объяснить, что я забрал Клык себе, передал: — Запах хныги теперь мой». И я достал из ножен Клык.

Рыкун так не бегал, не рычал и не прыгал, даже когда я ему образ спасённой кошки передал.

Быстренько убрав Клык обратно в ножны, я постарался успокоить продолжавшего верещать Рыкуна. Как ни странно, в этот раз никаких особых последствий от его грозного рыка я почему-то не испытывал. Только громкий звук и всё, никакого сверхъестественного воздействия. Но и кроме всего прочего, когда на меня перестал воздействовать его рык, я смог понять, вернее, увидеть, как он у него получается.

Именно получается. Основой рыка служила какая-то структура энергий, которая возникала перед мордочкой Рыкуна и через которую проходил его обычный писк, преобразуясь в грозное рычание.

Что необычно: едва заметив и рассмотрев схему, я её практически мгновенно запомнил и теперь мог в любой момент воспроизвести в своей памяти.

«Никогда не обладал феноменальной памятью», — разглядывая и досконально изучая подсмотренную схему, подумал я.

Еле-еле я всё-таки ухитрился остановить Рыкуна и сказал:

«Никакого хныги здесь нет».

Рыкун всё ещё недоверчиво обошёл меня, как мне казалось, понюхал воздух, но на самом деле, видимо, проделал то же, что и я, только я энергии вижу, а он, похоже, ощущает. Потом осторожно подошёл ко мне и спросил: